ЛИТЕРАТУРНОЕ МОЛОДЕЖНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ

This cold, dark, stupid world

Пустота. Одна сплошная безликая пустота…

Тысячи и тысячи километров, от горизонта и до горизонта – одно пустое, однообразное, безжизненное пространство. Куда ни повернешь голову, перед глазами – пустыня. Тут и там изъеденная кратерами, всюду покрытая метровым слоем пепла, от которого тошно дышать. Изредка попадаются куски оплавленного металлопластика и глыбы компрессбетона. Здесь правит Смерть. Здесь не должно быть ничего. Только пустота. Одна сплошная безликая пустота…

А Жизнь? Она бьет ключом, продолжая развиваться и рождать самые причудливые формы прогрессирующего общества… Но не здесь. Глубоко под землей, в окованных хромированной сталью герметичных бункерах, купаясь в ионизированном кислороде и неоновом свете искусственных солнц. Там Жизнь стремительно течет по сверхпроводимым кабелям информационных сетей. Там Жизнь навеки заперта в карбоно-кремниевые корпуса биокомпьютеров, и в то же время так свободна в своем проявлении.

Не здесь. Здесь не должно быть ничего.

Но и здесь она есть… Пускай навеки изуродованная, подыхающая от голода, холода, инфекций и радиации, пускай воспаленная химической дурью и кровавыми обрядами – но все же Жизнь. Здесь она теплится вокруг еще неостывших термоядерных реакторов, получая запредельные дозы радиации. Здесь она пожирает саму себя, чтобы протянуть еще хоть чуть-чуть. Здесь она совсем другая, и в то же время такая похожая…

Холод. Я научился не замечать его. Боль. Я научился не замечать и ее.

Тускло горит зеленоватым огнем металлопластик. Над ним – нанизанный на стальной вертел человек. Вокруг нас на длинных шестах, привязанные за ноги, болтаются еще девять, все – со вскрытыми грудными клетками и выгнутыми наружу ребрами. Духи звезд сегодня насытились, так что остальных мы можем съесть сами.

Я поплотнее стягиваю плащ из крысиного меха. Мне передают трубку, набитую синтетическим мхом. Я вдыхаю горький дым. Холод отступает. Боль отступает. Сознание прикрывает тусклая пелена. Образы становятся размытыми, но теперь я вижу гораздо глубже них…

Мне передают обруч из металлопластика с натянутой на него человеческой кожей – бубен. На нем болтаются карбоно-кремниевые платы, ультрадиоды и другие магические символы. Я протягиваю руку и хватаю первый попавшийся предмет – уже обглоданная кем-то кость. Встаю и начинаю отбивать костью по бубну давно заученный ритм. Постепенно ускоряюсь, стараясь не поскользнуться на разбросанных тут и там кишках. Крысиный плащ мешает – сбрасываю его на землю. Ноги немного увязают в пепле. С губ срывается мотив на давно забытом языке, но все сидящие вокруг костра один за другим подхватывают его. Они встают, все – в одежде из крысиного меха и человеческой кожи, тела покрыты татуировками и шрамами, в ушах, носах, губах, бровях – украшения из человеческих костей.

“Очистивший разум, да вознесется к небу! Сквозь холод мира. В Его груди – тысяча огней, и они согреют землю. Сквозь тьму небес. В Его руках – тысяча огней, и они развеют облака. Сквозь пустоту. В Его взгляде – тысяча огней, и они подобны звездам. И неверные придут к Нему, и перед светом тысячи огней они падут, и вскричат, и от жара тысячи огней они погибнут…”

Все вокруг исчезает. Больше нет ни холодного, колющего воздуха, ни пепла под ногами, ни этого ненавистного серого неба над головой. Я теперь кружусь среди звезд, к которым так стремлюсь, я купаюсь в их свете, пытаюсь различить несуществующие контуры. Как всегда, не успеваю. Все длится лишь несколько мгновений. Я теряю сознание, и пустота поглощает меня, чтобы вскоре вернуть на покрытую пеплом землю, под это серое небо, сквозь которое иногда прорывается сине-желто-зеленый свет звезд…

Узкая полоса света прорезается сквозь мрак беспамятства. Холод. Опят этот чертов холод.

Я осторожно приоткрываю глаза, затем зажмуриваюсь и, окончательно придя в себя, вновь открываю глаза. Ну почему перед глазами опять это серое небо?…

Мозг работает очень вяло, но мы научились жить на пределе наших способностей. Каждый день. Полуголый, я встаю и ищу свой плащ. Вот он. Что ж, если я не замерз ночью и проснулся, значит, вчера я делал все правильно, и звезды дарят мне еще один день. Еще один…

Я смотрю по сторонам, ищу еще не убитых пленников. Вот один, кажется… Нет, он уже мертв. Я невольно посмотрел на большой черный полиэтиленовый мешок и тут же отвернулся. Его звали Волк, и он был лучшим из нас. Вчера наша стая лишилась своего вожака, и теперь, если кого-то решат вздернуть вверх ногами со вспоротым животом, некому будет вступиться за нас. Так будет до тех пор, пока на сходке вожаков нам не дадут нового. А пока что нам надо дотащить тело Волка в полиэтиленовом мешке до Берлоги – нашего дома и места его будущего погребения.

Я вспомнил его смерть, вспомнил, как ему пробили череп и, проткнув шестом, подняли вверх, пока его мозги вываливались на землю. Я вспомнил, как мы вернулись и отомстили, обильно полив землю кровью убийц Волка. Их черепа станут хорошим украшением его могилы.
  – Эй, Ворон, – я оборачиваюсь, услышав свое имя.
Парень, увешанный бусами из человеческих зубов – Рысь, вопросительно смотрит на меня:
  – Мы не доберемся до Берлоги к закату. Надо что-нибудь придумать. Есть идеи?
Все неуверенно смотрят на меня, только Рысь ухмыляется. Подонок, никогда я ему не нравился. Впрочем, как и он мне.
  – Мы пойдем через Свалку.
Молчание. Глаза моих спутников немного округляются – не каждый день видишь как у человека едет крыша…
  – Мы идем к Свалке.
  – Это безумие, – Рысь смотрит на меня как на идиота, – Там нас точно всех угрохают, даже пикнуть не успеем. Ты этого хочешь?
  – Заткнись и слушай. Никого там не угрохают, если правильно пойдем. В обход стражи, минуем Логово, по заброшенным тропам – и сматываемся. Я знаю маршрут.

Рысь был прав. На Свалку лучше не соваться, если жить еще не надоело. Там, среди гор хлама и гниющих трупов, ошивались уроды, прокаженные, изгои. Они все как один – слабаки, но давят массой. Любого. Это проклятое место. Давно следовало спалить там всех на хрен.

Но было там и еще кое-что, о чем немногие знали. Я знал. Рысь тоже. Потому и смотрел на меня, как на идиота. Обитель древнего ужаса, кладбище мертвых богов. Логово…

Я веду за собой свой маленький отряд, свою стаю. После смерти Волка я, вроде как, – лидер. После этого похода я стану им точно. Если выберусь. А еще точнее, если выберусь я, а не Рысь. Он хороший парень, но нам с ним не ходить вместе под этим серым небом.

Ноги слегка увязают в пепле, поднимая в воздух облака пыли. Я помогаю себе, опираясь на ручку топора из куска металлопластика. Полезная вещь, этот металлопластик. Мы проходим меж холмов мусора, в которых навечно зарыта куча трупов. Они никогда не достигнут звезд, уродам там делать нечего. А вот Волк и вправду достоин …

Путь к Свалке не очень опасен – сюда мало кого заносит. Здесь никто не живет, кроме пожирающих друг друга уродов. Кто-то говорит, они каждый день жребий тянут, кого съесть, а кого нет. Варвары… Лично я считаю, что все гораздо проще. Собираются кучкой, человек десять, и выбирают кого-нибудь послабее. Без всяких там идиотских жребиев. Главное для нас – проскочить стражу и не нарваться на большую группу. А так они сами не нападут. Ну и, конечно, проскочить Логово… Путь я знаю, один придурок рассказал. Потом, правда, его самого там уроды и грохнули, но это уже он сам виноват.

Идем молча. Рысь рядом со мной. Ох, не знаю, прикроет ли он меня? Прикрою ли я его? Сурок тащит на себе черный мешок с трупом Волка, еще один (я его не знаю – он с нами недавно) тащит того, недоеденного. Бросать мясо глупо…

Через два часа за очередным холмом показывается Свалка. Там – стража. Мы идем в обход. Рысь недоволен, что-то бурчит – он этого маршрута не знает. Идем по Свалке. О звезды, как же тут воняет… Жженый пенопластик, гниющий пенопластик, гниющие трупы, опять пенопластик. Не горит ни хрена, иначе бы давно спалили всю Свалку. Как на зло, ни души - подозрительно. Далеко заходить опасно – хрен выберешься. Свернем вот сюда. Тут Логово неподалеку – сюда вряд ли кто-то сунется. Я чувствую, что что-то не так…

Вдруг откуда-то спереди доносится крик “Cмерть!” – боевой клич стаи Бабуина. Крик повторяется сзади, и слева, и справа. Засада. Из-за кучи пенопластиковых покрышек и матричных фильтров выходят десять человек. Минимум столько же – сзади и по бокам – сидят в укрытиях. Все как один – наркоманы и падальщики. Все как один – в масках из человеческой кожи. Так они скрывают свои бледно-желтые лица, побледневшие и пожелтевшие от частого применения синтетического мха. Вперед выходит высокий парень, к его маске приделаны какие-то провода. Это Бабуин.
  – Эй, Ворон! – он демонстративно размахивает топором из металлопластика, - Я хочу говорить с Волком.
  – Волк мертв, я за него, – я достаю из-за спины длинный нож, – С чего ты взял, что кто-то захочет разговаривать с таким падальщиком, как ты?
  – А у тебя нет выбора! – смеется, придурок, – Либо ты отдашь мне пару свеженьких кусков мяса, и мы разойдемся, довольные друг другом, либо вы все отправитесь в долгий путь к звездам.
  – Прежде чем я отправлюсь к звездам, я подвешу тебя вниз головой с выпотрошенными кишками! Вот тогда я буду действительно доволен тобой.

Кровь. Всего минута – и уже кровь… Повсюду. Я успеваю смотреть по сторонам. Вот тот самый новичок с каким-то нелепым визгом бросается на врага. Уже через секунду он падает на колени, пытаясь собрать свои кишки, вываливающиеся из дырки в животе. К нему подбегает человек, его лицо скрыто маской из пенопластика и человеческой кожи. Один небрежный удар топором – и голова новичка падает рядом с кишками, а из шеи обильной струей хлещет кровь, обливая человека в маске с ног до головы.

Вот Рысь, тоже весь забрызганный кровью и мозгами, поднимает над собой отрубленную голову с торчащим из нее куском хребта. Небрежно отбрасывает в сторону. По руке обильно стекает кровь. Из плеча куском металлопластика торчит лезвие ножа. Он выхватывает его и всаживает в рот ближайшему парню в маске. Лезвие ножа прошивает голову насквозь, выходя из затылка – на нем болтаются куски мозгов.

Я иду вперед, бью наотмашь топором, всаживаю в горло нож, иду дальше. Моя цель – Бабуин. Вот он, отрывает кому-то руку. Я достаю второй нож. Он замечает меня, скалится и идет на встречу. Он сегодня явно переборщил с наркотой, совсем не может сконцентрироваться. Я швыряю свой топор ему в лицо, он небрежно уклоняется… поскальзывается в луже крови и человеческих органов… падает удачно, лезвие моего ножа плавно входит ему в бок, протыкая печень и другие важные органы. Я проворачиваю лезвие ножа, и Бабуин умирает у меня на руках. Я смотрю, как из его рта хлещет кровь. Его череп будет хорошо смотреться на ручке моего топора.

Все заканчивается довольно быстро. Мы подвешиваем раненых за ноги и вскрываем им грудные клетки. Волк достигнет звезд, как и те, кто умер сегодня. Мы собираем трофейное оружие. Рысь складывает в мешок отрубленные головы. Я тоже отрубаю голову Бабуину, поднимаю ее, держа за провода маски. Ничего особенного. Кладу голову в мешок.

Рысь смотрит на меня, в его взгляде разочарование. Он надеялся, что и я сегодня буду летать среди звезд, купаясь в их свете. Ничего, может в следующий раз повезет больше. Его голова будет очень хорошо смотреться рядом с головой Бабуина.

Вообще-то, на Свалку часто заглядывают. Прежде всего – за мясом, а еще – за некоторыми ценными штуками, ну и иногда для кровной мести. Но вот так вот просто пройти через Свалку, чтобы срезать путь, еще никто не додумался. Я и сам понимал, что это решение скорее всего осудят на сходке вожаков, но теперь у меня появился козырь. Стая Бабуина уже два месяца досаждала Берлоге, и теперь, когда я принесу голову этого наркомана сходке, я могу рассчитывать на их благосклонность.

Мы идем вперед чуть быстрее. Трупы Бабуина и его дружков уже наверняка нашли, а значит скоро найдут и нас. Рысь идет и постоянно матерится, то ли от боли в руке, то ли от нашего незавидного положения. Свою руку он перебинтовал какой-то тряпкой, но уже успел потерял достаточно крови – сейчас от него мало толку. Идем по группам: трое впереди – разведка, еще трое – прикрывают сзади, остальные плетутся в центре. Стараемся идти так, чтобы нельзя было подкрасться с боку. С такими же стаями, как мы, при встрече всегда можно договориться, Бабуин был исключением. А вот с местным населением – вряд ли. Для них мы – единственный источник пропитания, если не считать их самих. Нам предстоит очень рискованный маневр: пройти почти в плотную с Логовом – это увеличивает наши шансы не наткнутся на всякую шпану. Но все на пределе нервного срыва: оно и понятно, из Логова еще никто не возвращался.

Через полчаса мы минуем Логово. Еще через полчаса разведка доложила, что впереди – засада. Две или три группы человек по тридцать. Я устало сажусь прямо на землю.
  – Нужно послать две-три тройки вперед и найти выход, – я предлагаю самое верное решение. – Если не найдем, придется прорываться.

Все соглашаются. Через час все три тройки возвращаются ни с чем. Мы попали в кольцо. Это конец… Что ж, было приятно со всеми работать.

Через два часа стало ясно, что кольцо сужается. У кого-то не выдерживают нервы:
  – Это ты во всем виноват! – Сурок тычет в меня ножом.
  – Заткнись, придурок, – у меня нет времени объяснять ему, что это был наш единственный шанс.

Он бросается на меня с ножом, но через секунду уже лежит с перерезанным горлом. Так ему и надо. Закон стаи вполне конкретен на этот счет – любой, поднявший оружие на собрата без разрешения вожака, умрет. Все знают это и одобрительно смотрят на меня, демонстрируя готовность сделать то же самое. Интересно, когда все поймут, что вожака у нас уже не будет никогда, кто из них первым перережет горло мне.

Рысь садится на землю и длинным широким ножом чертит карту. Понять замысел врага – значит на половину победить его. Так говорил Волк, лучший из нас. Зазубренное лезвие выводит на серой пепельной земле кривые линии. Кружок в центре – это мы, все остальное вокруг – наши преследователи. За последние два часа они сместились отсюда сюда. Рысь рисует стрелку от них к нам. Подумав, он продлевает ее в том же направлении.
  – Они ведут нас… Хотят загнать куда-то, – он говорит эти слова медленно и задумчиво.
Он рисует в конце стрелки большой крест. До меня вдруг доходит, что он обозначил крестом. Я в ярости швыряю свой топор в рисунок на земле, и он втыкается прямо в крест. Насажанный глазницами на рукоять череп Бабуина хищно скалится.
  – Подонки ведут нас к Логову! – эти слова криком вырываются из моего рта, и от них меня тут же бросает в дрожь. – Какого хрена им это понадобилось?!

Очень скоро мы поняли, что нам предстоит одно из двух: либо встретить преследователей и умереть, в чем никто не сомневался, либо идти к Логову, чего те от нас и добиваются. Если тебе есть куда бежать – ты еще не проиграл, так говорил Волк. Проклятье, если он был такой умный, то почему ж тогда валяется сейчас в этом чертовом мешке?! Мы решаем идти к Логову. Это было как групповое решение о самоубийстве.

Обитель древнего ужаса, кладбище мертвых богов… Волк как-то рассказывал мне, как однажды случайно и совсем мельком видел это место. Его стая попала в засаду и была полностью перебита. Он один уцелел и вот так же, как мы, шел по Свалке прочь от преследователей. Пробираясь сквозь горы мусора по незнакомым маршрутам, он пришел туда, куда не заходят даже ищущие смерти прокаженные и изгои. Он не сказал тогда, что именно он там увидел, но тот страх, который спустя столько лет появлялся в его глазах всякий раз при упоминании Логова, навсегда заставил меня держаться от этого места как можно дальше. И вот теперь я сам иду туда, с трудом перебирая ослабевшими ногами. В голове вертятся отрывки древних легенд и преданий, которые сводят меня с ума…

Вскоре мы подходим к небольшой насыпи мусора, за которой по преданиям и находится Логово. Вот теперь – действительно все. Конец…

“Очистивший разум, да вознесется к небу!”

Я делаю шаг вперед и начинаю подниматься по насыпе. Пальцы рук и ног впиваются в верхние слои пенопластика, обнажая скрытые под ними гниль и разложение. Резкий запах ударяет в нос, слегка дурманя сознание. Спустя несколько минут мы все стоим на вершине насыпи. То, что открывается нашему взору, ужасающе чуждо всему окружающему миру, настолько, что у меня подкашиваются ноги. Метрах в двадцати впереди полусферой возвышается монолит из компрессбетона, на три человеческих роста уходящий в небо. Логово… Мне кажется, нет, я уверен, что слышу вопли безумных демонов потустороннего, слышу, как они терзают души тех несчастных, кому непосчастливилось попасть сюда. Мы подходим к монолиту. В нем оказываются четыре отверстия по четырем сторонам света, все четыре – заделаны решетками из металлопластика. Сквозь решетку меня обдувает потоком теплого воздуха. Дыхание ада прорывается в наш мир из этого проклятого места. Я слышу, как рыкает и завывает дьявол, падший в бездну, как он вгрызается в мертвую плоть непогребенных трупов, и толпы бесов насилуют висельников, сдергивая с них кожу и танцуя пляску смерти. Прутья одной из решеток оказываются сломанными и выгнутыми наружу. На них видны засохшие следы крови. Там, внутри, на сколько простирается взгляд – тьма, мертвая и хищно скалящаяся…

Я первым спускаюсь вниз, за мной – Рысь. Остальные плетутся следом. Мой рассудок забился в глубь черепной коробки, съежившись от того ужаса, который поджидает нас за чертой потустороннего. Мне сложно передвигаться, ноги и руки не слушаются, мозг готов отключиться в любой момент, но мне все же удается спуститься по узкому проходу, ведущему вниз, прочь от привычного пепельно-серого мира, от этого серого неба, сквозь которое иногда прорывается сине-желто-зеленый свет звезд. Я до хруста в суставах сжимаю древко топора, безумному демону придется побороться за мою душу. О духи звезд, защитите меня…

Он не заставляет себя ждать. Когда он предстает перед нами, двое умирают от страха на месте. Бесформенная черная тварь выплывает из враждебной темноты, издавая вой, от которого кровь стынет в жилах, и я понимаю, что схожу с ума. От дьявола веет запахом смерти и зла, если у смерти и зла есть запах, в его завываниях слышатся стоны тысяч жертв, чьи души будут вечно страдать, раздираемые его когтями. Я не хочу умирать, только не так…

Пламя преисподней, холодное и смертоносное, поражает мое тело, вырывая из него мою душу и обрекая ее на вечные страдания в бездне потустороннего… Все. Теперь конец.

[23:28] net send to <#securityVC\D79>
            Warning (code 22)! Zone VC\D79 view…
            status: enemy detected
            task: elimination

В 23:28 центральный системный терминал зафиксировал нарушение периметра Волком и его стаей в зоне D79 вентиляционного комплекса. В систему безопасности зоны был подан запрос на уничтожение…

[23:43] <#securityBOT> loading primary data… ok
            processing…
            scanning area… enemy inside!
            Elimination mode -on select task_elimination

Несколько очередей из крупнокалиберного автоматического оружия робота безопасности уничтожили кучку жалких человекоподобных существ…

[23:44] <#securityVC\D79> net send to
            (code 22) mission complete

На краю насыпи, ведущей к Логову, одиноко стоит человек, его лицо смазано и не выражает никаких эмоций. За долгие семь лет он научился подавлять в себе любые эмоции, желания и потребности, которые не служат удовлетворению нужд темного культа.

Когда-то он желал очистить свой разум и вознестись к звездам, когда-то он приносил щедрые жертвы духам небесных светил. Но за семь лет его сознание перевернулось. Его перевернул вырвавшийся из бездны демон, пощадивший его жалкую жизнь. Демон вернулся назад, в бездну потустороннего, а человек понял, что теперь его судьба – служить темным силам. И с тех пор, уже семь лет, секта дьяволопоклонников совершает свои мрачные ритуалы, поедая непогребенные трупы, загоняя странников в Логово и принося их в жертву безумным бесам – хозяевам этого проклятого места. И молитвенные песнопения теперь вторят стонам замученных душ, и звуки тамтама из человеческой кожи теперь воздают хвалу падшему дьяволу, рыкающему из бездны.